Октябрьский переворот в России не представлял собой, как позже об этом писала коммунистическая историография, политически «закономерного процесса», а был предпринят исключительно волюнтаристским решением Ленина, которое он принял против воли большинства в своей собственной партии и Петросовете. И все же это событие было предопределено, с одной стороны, политикой Временного правительства, а с другой - социальным и военным положением в стране.
Более позднее представление об Октябрьской революции обросло домыслами большевиков о триумфальном характере этого поначалу малозаметного события. Легенда о революции начала складываться в 1920-е годы. Неудивительно, что все происшедшее 25 октября не было зафиксировано на фотографиях и в кино, и только спустя несколько лет эти события стали постепенно приобретать характер мифа: им приписывалось значение и статус начала новой эры в истории России и всего человечества.
Подобное мифотворчество имело целью создать впечатление уникальности всего происшедшего и показать, что оно было не результатом незаконного и волевого антидемократического акта небольшой группы революционеров и их вождя, а исторически закономерным фактом. Мифологизация революции привела к тому, что у следующих поколений практически не возникало вопросов о ее истинном характере: они принимали готовую легенду как аксиому истории. Таким образом, закладывался идейно-исторический и юридический фундамент для последующего политического развития и, в конце концов, для всех государственных и идеологических решений, принимавшихся советским руководством.
Ключевая роль в сотворении этого мифа отводилась, наряду с плакатом и другими видами печатной информации, прежде всего кинофильмам «Октябрь» (1927) и «Броненосец „Потемкин“» (1926) Сергея Эйзенштейна, «Мать» (1926) и «Конец Санкт-Петербурга» (1927) Всеволода Пудовкина, демонстрация которых сопровождалась киноплакатами. На них реальные исторические события изображались как эпохальные, динамичные, патетически окрашенные и, прежде всего, массовые исторические спектакли.
Реальные события постепенно исчезали из общественного сознания. И, таким образом, киномиф заменил подлинную историю, прочно заняв свое место в сознании людей.
Более позднее представление об Октябрьской революции обросло домыслами большевиков о триумфальном характере этого поначалу малозаметного события. Легенда о революции начала складываться в 1920-е годы. Неудивительно, что все происшедшее 25 октября не было зафиксировано на фотографиях и в кино, и только спустя несколько лет эти события стали постепенно приобретать характер мифа: им приписывалось значение и статус начала новой эры в истории России и всего человечества.
Подобное мифотворчество имело целью создать впечатление уникальности всего происшедшего и показать, что оно было не результатом незаконного и волевого антидемократического акта небольшой группы революционеров и их вождя, а исторически закономерным фактом. Мифологизация революции привела к тому, что у следующих поколений практически не возникало вопросов о ее истинном характере: они принимали готовую легенду как аксиому истории. Таким образом, закладывался идейно-исторический и юридический фундамент для последующего политического развития и, в конце концов, для всех государственных и идеологических решений, принимавшихся советским руководством.
Ключевая роль в сотворении этого мифа отводилась, наряду с плакатом и другими видами печатной информации, прежде всего кинофильмам «Октябрь» (1927) и «Броненосец „Потемкин“» (1926) Сергея Эйзенштейна, «Мать» (1926) и «Конец Санкт-Петербурга» (1927) Всеволода Пудовкина, демонстрация которых сопровождалась киноплакатами. На них реальные исторические события изображались как эпохальные, динамичные, патетически окрашенные и, прежде всего, массовые исторические спектакли.
Реальные события постепенно исчезали из общественного сознания. И, таким образом, киномиф заменил подлинную историю, прочно заняв свое место в сознании людей.