Если с помощью нэпа удалось удовлетворительно снабдить население продукцией легкой промышленности, то ожидаемого успеха в развитии тяжелой промышленности, особенно из-за отсутствия иностранных инвестиций, так и не произошло.
В апреле 1929 г. XVI конференцией ВКП (б) был принят план ускоренной индустриальной модернизации страны, рассчитанный Госпланом на пять лет: 1928-1929 - 1932-1933 гг. Сам план был разработан и откорректирован лично Сталиным еще за несколько лет до этого. И без того завышенные плановые задания были Сталиным в несколько раз увеличены, так что в целом намечались абсолютно нереальные цели.
Источники для выполнения плана было решено изыскивать внутри страны, прежде всего за счет «перекачки» доходов сельского хозяйства в промышленность, то есть неэквивалентного обмена между городом и деревней. Для финансирования первого пятилетнего плана использовалась также и государственная монополия внешней торговли зерном, золотом, лесом, пушниной и др. товарами, а также фискальное налогообложение нэпманов.
Полученная валюта позволяла закупать технологическое оборудование для строящихся заводов. Другим источником обеспечения продуктивности стали массовое «социалистическое соревнование», молодежное движение ударников труда, энтузиазм и вера в пропагандистский лозунг, что через пять лет вдохновенного труда можно вступить в царство социализма.
Выдвинутый лозунг выполнения пятилетки в четыре или даже в три года, попытка насильственного ускорения в начале и в середине пятилетки привели к резким диспропорциям, нарушению плановости, резкому спаду темпов. Сельское хозяйство, вопреки сталинским выводам, составляло к 1932 г. 70% национального дохода, то есть все еще превышало в этом отношении промышленность.
В 1930-х годах большевикам удалось превратить Советскую Россию в ядро военно-промышленной мировой державы и с помощью жесткой диктатуры вывести страну на уровень современности; по уровню промышленного производства СССР занял второе место в мире после США.
Все же психологические, социальные и ментальные структуры страны по-прежнему пребывали в плену идеи централизованной и персонифицированной власти. Промышленная модернизация не повлекла за собой модернизацию общественного сознания; и «индивидуализм» как концепция устройства общества оставался для многих иностранным словом.
В апреле 1929 г. XVI конференцией ВКП (б) был принят план ускоренной индустриальной модернизации страны, рассчитанный Госпланом на пять лет: 1928-1929 - 1932-1933 гг. Сам план был разработан и откорректирован лично Сталиным еще за несколько лет до этого. И без того завышенные плановые задания были Сталиным в несколько раз увеличены, так что в целом намечались абсолютно нереальные цели.
Источники для выполнения плана было решено изыскивать внутри страны, прежде всего за счет «перекачки» доходов сельского хозяйства в промышленность, то есть неэквивалентного обмена между городом и деревней. Для финансирования первого пятилетнего плана использовалась также и государственная монополия внешней торговли зерном, золотом, лесом, пушниной и др. товарами, а также фискальное налогообложение нэпманов.
Полученная валюта позволяла закупать технологическое оборудование для строящихся заводов. Другим источником обеспечения продуктивности стали массовое «социалистическое соревнование», молодежное движение ударников труда, энтузиазм и вера в пропагандистский лозунг, что через пять лет вдохновенного труда можно вступить в царство социализма.
Выдвинутый лозунг выполнения пятилетки в четыре или даже в три года, попытка насильственного ускорения в начале и в середине пятилетки привели к резким диспропорциям, нарушению плановости, резкому спаду темпов. Сельское хозяйство, вопреки сталинским выводам, составляло к 1932 г. 70% национального дохода, то есть все еще превышало в этом отношении промышленность.
В 1930-х годах большевикам удалось превратить Советскую Россию в ядро военно-промышленной мировой державы и с помощью жесткой диктатуры вывести страну на уровень современности; по уровню промышленного производства СССР занял второе место в мире после США.
Все же психологические, социальные и ментальные структуры страны по-прежнему пребывали в плену идеи централизованной и персонифицированной власти. Промышленная модернизация не повлекла за собой модернизацию общественного сознания; и «индивидуализм» как концепция устройства общества оставался для многих иностранным словом.