Приход большевиков к власти породил мощную волну эмиграции, которая в 1919-1921 годах достигла своей кульминации. Среди эмигрантов, бежавших в Центральную и Западную Европу (Берлин, Прага, Париж), а также в Китай, позже - в США, были, наряду с выходцами из дворянства, бывшие офицеры царской армии, многочисленные художники, писатели, музыканты, ученые и политики, которые не смогли идентифицировать себя с новой властью.
Представители старой интеллигенции, которые не попали в эту волну эмиграции, лишались прав и преследовались большевиками. Лишь некоторые, среди них, например, Максим Горький, физик Петр Капица, устраивали режим. Некоторые из эмигрантов, например, Марина Цветаева, возвратились в 1930-х гг. в Советский Союз, но отношение к ним здесь было настороженное. Большинство из возвратившихся исчезли в последующие годы в ГУЛАГе.
Эмиграция начала 1920-х годов (так называемая первая волна эмиграции) лишила страну большей части интеллектуальной элиты, и эта потеря крайне отрицательно сказалась на выполнении поставленных самими большевиками задач экономического развития. Поэтому в 1920-е годы в промышленности были заняты ученые и инженеры непролетарского происхождения, хотя к ним до конца относились с недоверием.
При этом разрушенными оказались и культурные традиции: прежняя культурная элита страны, отличавшаяся, как правило, либеральными настроениями, воплощала просветительские идеалы XIX века и являлась связующим звеном с наследием классической русской культуры, традиции которой после начала эмиграции были утрачены для советского общества. Однако такие потери были для партии даже необходимы - целью советской культурной политики стало формирование нового человека и нового социалистического общества, свободных от наследия гуманистических принципов прошлого и полностью подчиняющихся партии и ее морали.
Индустриальный подъем в 1930-е годы уже не мог обойтись без новой, советской элиты, интенсивно развивавшейся в 1920-е годы. Подготовка новых кадров велась на так называемых «рабочих факультетах».
Представители старой интеллигенции, которые не попали в эту волну эмиграции, лишались прав и преследовались большевиками. Лишь некоторые, среди них, например, Максим Горький, физик Петр Капица, устраивали режим. Некоторые из эмигрантов, например, Марина Цветаева, возвратились в 1930-х гг. в Советский Союз, но отношение к ним здесь было настороженное. Большинство из возвратившихся исчезли в последующие годы в ГУЛАГе.
Эмиграция начала 1920-х годов (так называемая первая волна эмиграции) лишила страну большей части интеллектуальной элиты, и эта потеря крайне отрицательно сказалась на выполнении поставленных самими большевиками задач экономического развития. Поэтому в 1920-е годы в промышленности были заняты ученые и инженеры непролетарского происхождения, хотя к ним до конца относились с недоверием.
При этом разрушенными оказались и культурные традиции: прежняя культурная элита страны, отличавшаяся, как правило, либеральными настроениями, воплощала просветительские идеалы XIX века и являлась связующим звеном с наследием классической русской культуры, традиции которой после начала эмиграции были утрачены для советского общества. Однако такие потери были для партии даже необходимы - целью советской культурной политики стало формирование нового человека и нового социалистического общества, свободных от наследия гуманистических принципов прошлого и полностью подчиняющихся партии и ее морали.
Индустриальный подъем в 1930-е годы уже не мог обойтись без новой, советской элиты, интенсивно развивавшейся в 1920-е годы. Подготовка новых кадров велась на так называемых «рабочих факультетах».